Борис Борисов:

Площадь Свободы

«Cum ordine sequere!»
«По порядку шагом марш!»
(лат. военная команда)


…В дверь раздался стук. Не звонок, а именно стук, — стук, который трудно перепутать с чем-либо — уверенный стук милицейского сапога. «Откройте, милиция!»

С трудом надев мягкие тапочки и пробормотав что-то вроде: «Я тут на левую ногу одела Перчатку с правой руки», Эдуард Ефимович Касьянов, пожилой оппозиционер, я бы даже сказал — Заслуженный Деятель Оппозиции Российской Федерации (если бы существовал такой Почётный Знак, то он точно был бы его удостоен), заплетаясь в ковриках и опрокидывая обувь, неудачно подвернувшуюся по пути, поплёлся в тёмную прихожую, подгоняемый настойчивым стуком: «Милиция, откройте!».

«Касьянов, Эдуард Ефимович?» — строго, глядя в морду лица оппозиционера немигающими свиными глазками переспросил представитель власти — «Собирайтесь».

Эдуард Ефимович успел разве что пожалеть, что он не оставил с вечера возле своей прикроватной тумбочки кирзовые сапоги, телогрейку и мешок сухарей, как завещал ему его дважды репрессированный дедушка-профессор, часто рассказывавший ему про годы страшного террора, когда почти каждый оппозиционер сидел, мелко дрожал и вместо оппозиционной деятельности ждал неминуемого ареста. Впрочем, дедушка-профессор как-то проговорился, что в первый раз он был репрессирован за мелкие хищения на кафедре, но время было тяжелое, мелко похищать было принято, все понемногу мелко похищали, и в целом это, несомненно, репрессии.

«Вы будете принудительно доставлены на митинг оппозиции», — пояснил свои действия представитель власти. Престарелый оппозиционер поднял свои изумлённые глаза. Сильные линзы очков, видимо, обладали неким гипнотическим действием, усиливая тот немой вопрос, который застыл с старческих глазах: («Что?!») — так что Представитель Власти снизошел для объяснений:

«Есть Приказ. Об организации Первого Открытого Демократического Митинга Оппозиции. Приказано ежедневно доставлять всех оппозиционеров по прилагаемому списку на митинг. Начало в 18.00, окончание мероприятия в 22.00. Собирайтесь, вас ждёт автобус. Много вас тут, таких ...» — и он помахал планшетом со списком.

В дверных глазках засветились любопытные зрачки соседей. Сопротивление было бесполезно.

Автобус оказался заполнен многочисленными представителями демократической оппозиции Юго-Западного округа, среди которых Эдуард Ефимович признал многих старых завсегдатаев оппозиционного движения, пару городских сумасшедших, искренних и добровольных жертв карательной психиатрии, посещающих каждый митинг с плакатами, содержание которых можно кратко охарактеризовать как: «Я недавно из психушки», и зачем-то задержанного вместе со всеми известного метра журналистики Юрия Михайловича Соколова, занимавшего в автобусе почти два кресла, и примирительно бурчащего: «Ну посмотрим, посмотрим, что там ... "Jus summum saepe summa malitia est"», — на что конвоир с автоматом посмотрел неодобрительно, словно конвоируемый совершил прыжок на месте. Уважаемый метр журналистики, которого уж никак не дОлжно было бы обвинить в оппозиционности, и прихваченный, видимо, для выполнения плана, так как тоже проживал в Беляево, понял неуместность своих латинских шуток, и умолк, погрузившись в обычное миросозерцание.

Ехать было недолго: после Третьего кольца автобус, повинуясь команде регулировщика, стоящего на Ленинском проспекте перед стенкой, образованной из новеньких БТР Внутренних войск, круто повернул влево, и сразу же въехал на территорию Нескучного сада, где значительная территория, захватывающая большой разветвленный овраг, уже была огорожена трехметровым сплошным забором из профнастила с симпатичными деревянными вышками по углам, украшенными резными барельефами видных деятелей демократической оппозиции и гирляндами надувных шаров с демократическими лозунгами, хорошо маскирующими автоматчиков на вышках. Двойные ворота, металлоискатели, антитеррористический изгиб перед въездом, выложенный бетонными блоками, собаки — всё говорило о том, что о безопасности участников митинга оппозиции власти позаботились всерьёз и надолго.

Забор, впрочем не был уныл и сер, а загодя был раскрашен цветными граффити из светлого демократического Завтра. Некоторые из них поразили даже Эдуарда Ефимовича, видавшего все демократические виды во всех ракурсах. И если плакат с лозунгом: «Укрепяй толерантность, спасай Россию!», на котором были изображены кавказец, китаец и почему-то негр, ещё укладывался в демократическую парадигму, то перед граффити, изображающим Первое лицо, которому доставщик пиццы среднеазиатской наружности доставляет пиццу: «Пицца Модернизация с Наночастицами, от благодарных нанонародов Российской Федерации» — (как было подписано на упаковке) — Эдуард задумался надолго. Уже со слабеющим удивлением он обнаружил прямо перед КПП этюд: «Бойцы чеченского спецназа водружают Знамя Победы над Рейхстагом», скользнул глазом по диптиху с двумя портретами: «Питомцы гнезда Собчака» и въехал на Площадку Досмотра.

Над входом на Площадь Свободы — как значилось на свежеокрашенных адресных табличках по периметру — красовалась ажурная металлическая арка с известным оппозиционным лозунгом «Свободу не берут, свободу дают», выполненную из металла в готическом стиле, который с изнанки, по странной причине, читался как «На свободу с чистой совестью».

Досмотр, впрочем, не заключал в себе чего-то неожиданного, сверх того, что известно любому посетителю футбольных матчей, за исключением того, что каждый оппозиционер был определен в свою команду, а в команде назначен и Старший и Ответственный (причем Старший руководил, а Ответственному пообещали резиновый демократизатор в седалище, если что пойдет не так, скажем, кого не досчитаются или демократический восторг будет недостаточно восторжен), а каждой команде определен свой сектор заполнения, названный по именам видных деятелей Демократической Оппозиции и обозначенный на местности картинкой, чтобы оппозиционеры не заблудились, и огороженный, чтобы демократы не разбредались стадом, по своей привычке. Ефимычу и его команде, по странной причине, достался сектор «Снегурочка». Добравшись до места и присмотревшись в старенькое, сморщенное личико внучки Дедушки Мороза, Ефимыч всё понял.

На митинге, впрочем, не было ничего неожиданного, за исключением того, что главные ораторы оппозиции выступали также в обязательном порядке и не менее чем двадцать минут каждый, что в специальной ведомости фиксировал товарищ в штатском, сопровождая каждого выступающего из специального автобуса без стёкол до трибуны и обратно, где потом, по слухам (а слухи умудрялись циркулировать в среде демократов даже между огороженными секторами), каждому выступлению давалась Должная Оценка. На Праздник Демократии с многочисленных плакатов холодно взирали почившие в бозе господа Сахаров, Солженицын и Собчак, изображенные в стиле знаменитого триптиха «Маркс, Энгельс, Ленин», где профиль предыдущего деятеля был наполовину закрыт вслед стоящим. Впрочем, всё это великолепие затмевал огромный плакат с голографическим трёхмерным ликом Первого Демократически Избранного Президента России Бориса Николаевича Ельцина, настолько огромный, что его поддерживало два дирижабля, а для его освещения были задействованы все прожектора Парка Культуры им. Отдыха.

«Вот какая загогулина получилась» — гласила подпись под плакатом, выполненная по-современному, в виде бегущей строки, нарисованной синим лазером объёмными трёхмерными буквами, и каждый доставленный на Митинг Оппозиции понимал: загогулина таки да, получилась. Плакат, во избежание неприятностей и провокаций, охраняли 38 снайперов, непрерывно выцеливающих в небе и на земле только им одним известные цели.

Трибуна, впрочем, также произвела на Эдуарда Ефимовича Касьянова неизгладимое впечатление. Размером с Мавзолей, и даже чем-то очень похожая на него, только навыверт, она представляла собой полную идеологическую, архитектурную и идейную противоположностью последнего: стояла трибуна на дне оврага, и ярусы её смотрели не вверх, а вниз, спускаясь ступенями к центру, а в центре ... в центре её на хрустальном постаменте в виде женской туфельки стояла хорошо видная со всех сторон живая молодая женщина без костюма, но в алмазах, видимо, выражая полное идейное и оппозиционное несогласие с концепцией Мавзолея, в центре которого, как известно лежит пожилой одетый мёртвый мужчина в костюме — и совсем без алмазов.

Заценив красоту и лаконичность концепции, Эдуард Ефимович долго не мог оторвать глаз от зрелища, тем более что девушки временами менялись, чтобы не окоченеть, и даже автоматчики в чёрном по углам Площади Свободы, (впрочем, почти невидимые в здешних темнотах, в отличие от ярко освещенных девушек) даже как-то не портили картину.

Выстоять на холодной осенней земле четыре часа, даже глядя на меняющихся девушек, впрочем, оказалось не так-то просто, и Эдуард Ефимович снова пожалел, что не послушал дедушку-растратчика и не завёл себе дежурные кирзачи или даже валенки с галошами. «Мы будем собираться тут каждый день! — смело кричали в микрофон лидеры оппозиции, — Мы будем собираться, пока Власть не услышит наши Требования! «Свободу не берут, свободу дают!»

И так как говорили они примерно одно и то же, с одним и тем же выражением оппозиционного восторга в глазах, то и реакция оппозиционного митинга, стала постепенно как то утухать и умаляться. «Это неспроста, — слышал Эдуард Ефимович вокруг себя восторженный шёпот в первые часы Демократического Торжества, — Власть наконец осознала важность и необходимость Оппозиции. Это знак больших перемен. Вот увидите — последствия для Общества будут громадны». Но пошедший мелкий осенний дождик как-то заморозил энтузиазм, и даже Демократически Настроенные Дамы как-то подмерзли под своими шляпками, так что престали выпадать из состояния окоченения даже на самые ключевые слова, вроде «спасём Химкинский лес» или «жертвы сталинских репрессий».

Некоторое оживление, впрочем, внес только оратор Чернов-Сухой, непонятно как, видимо, в силу нелепой ошибки правоохранительных органов, доставленный на митинг демократической оппозиции в качестве оратора. Чернов привычно, как заведённый чёртик из табакерки взбежал (точнее, спрыгнул вниз) на трибуну, и вскричал, вскидывая руку в латинском приветствии в сторону Первого Демократически Избранного Президента России, восклицая:

«Посмотрите на этот Свиток Торы! Посмотрите на эти голубые каббалистические знаки! Вы думаете — это случайно, что знаки — голубые? Нет, это не случайно! Это знак, что все они там — Пидорасы!»

При слове «Пидорасы!» толпа проснулась, словно часть её откликнулась на имя собственное. Поскольку ораторы обещали собираться тут каждый день, в любую погоду, пока не добьются Всей Правды, в том числе и всей правды о Химкинском Лесе, то перспектива ежедневно заодно выслушивать Всю Правду также и о Пидорасах светила вполне ясно. Заволновались даже Демократические Дамы, которых сложно было обвинить по этой статье, но — чем черт не шутит— может, у них внук Алексеев? — подумал Эдуард.

Впрочем, плавное течение мыслей Ефимыча о Пидорасах и Химкинском лесе было прервано криком. «Нет, я не желаю больше в этом участвовать!» — вдруг услышал он пламенный всхлип с трибуны. Если бы это был настоящий тоталитарный Мавзолей, источник этого всхлипа и все последующие события остались бы тайной за семью тоталитарными печатями, и вызвали бы дальнейшее оживление умов и обширный поток конспирологических версий. Однако, Мавзолей, выполненный по-демократически, то есть шиворот-навыворот, где все было гласно, прозрачно, транспарентно и открыто, высветил источник всхлипов: это оказалась небольшая старушенция, из числа Избранных Демократов, удостоенная чести стоять на трибуне все четыре часа подряд. Оскорбленная в своих лучших чувствах относительно Первого Демократически Избранного Президента России, которого нехорошо назвали, пожилая дама попыталась ускользнуть от своей Почётной Обязанности и даже умудрилась прошмыгнуть в щель между двумя пластинами бронежилетов у омоновцев, охраняющих подступы к трибуне, но была вскоре отловлена большим рыболовным сачком у входа в теплый демократический автобус, и возвращена на место, где снова озарила митинг ободряющей улыбкой, направленной как-то всем, но мимо каждого — возможно, вследствие близорукости и прогрессирующего склероза, что всегда придаёт старушечьей улыбке особое очарование.

Тем временем стало холодать. Хотя митинг был рассчитан на четыре часа, Ефимыча, как и первых оппозиционеров, начали доставлять на митинг часом раньше. Развод после окончания митинга также был не быстр: выход происходил организованно, а значит — очень долго, строем, по своим командам, а тем, кто отобьется от своей команды, была обещана ночёвка на трибунах антимавзолея, под лозунг матюгальника: «Демократия — это Порядок».

«Команда Егора Гайдара — на выход! Команда Андрея Сахарова — на выход! Команда Владимира Рыжкова — на выход! Команда Сергея Юшенкова — на выход! Команда Галины Старовойтовой — на выход! Команда Юрия Афанасьева — на выход! Команда Виталия Коротича — на выход! Команда Владимира Лукина — на выход! Команда Гавриила Попова — на выход! Команда Эллы Памфиловой — на выход! Команда Сергея Станкевича — на выход! Команда Юрия Черниченко — на выход! Команда Юрия Щекочихина — на выход! Команда Алексея Яблокова — на выход! Команда Юрия Болдырева — на выход! Команда Геннадия Бурбулиса — на выход!» — казалось, списку демократических идолов не будет конца. Эдуард Ефимович Касьянов долго думал, по какому принципу составлен список команд, и наконец понял — это же тот самый знаменитый список Межрегиональной депутатской группы — демократической фракции Съезда народных депутатов СССР, которая сформировалась на I Съезде народных депутатов вокруг икон демократического движения конца 80-х, демократических депутатов от Москвы: А.Д. Сахарова, Ю.Н. Афанасьева, и Г.Х. Попова 7 июня 1989 года. Стало понятно, откуда в число лидеров команд попал бывший Президент Абхазии Ардзинба, бывший Президент Киргизии Аскар Акаевич Акаев и, главное, откуда в списке ведущих демократов взялась Казимира Прунскене, бывший премьер-министр Литовской Советской Социалистической республики и коммунист, что нелепо.


Впрочем, эта гипотеза объясняла не всё. Если причисление к числу демократических идолов 80-х главного редактора журнала «Огонёк» Виталия Коротича или Егора Гайдара никаких вопросов не вызывало, то оставалось неясным, откуда и как в этом списке взялся юный Владимир Рыжков, который во времена избрания Первого съезда Народных депутатов СССР проходил действительную воинскую службу и состоял в звании старшего сержанта, зам. ком. взвода — и, по должности, как младший командир и отличник боевой и политической подготовки не развивал демократические процедуры, а напротив, укреплял единоначалие и учил подчинённых правильно Родину любить, укрепляя полиморсос. (1) Все это оставалось полной загадкой и пока Эдуард Ефимович размышлял об этой неясности, списывая её на организационную неразбериху Первого Открытого Демократического Митинга Оппозиции матюгальник с ментовского пазика выкрикивал новые команды: «Команда Павла Бунича – на выход! Команда Михаила Бочарова – на выход! Команда Тельмана Гдляна – на выход! Команда Алексея Казанника – на выход! Команда Аркадия Мурашева – на выход!»

Догадавшись, что в командах под именами бывших Прокуроров республики, Следователей по особо важным и даже Первого демократически избранного начальника Московской милиции (который милиционерам запомнился только тем, что единственный за несколько столетий из начальников всех и всяческих московских охранных ведомств утерял своё служебное удостоверение) — что список таких важных товарищей предвещает конец процедуры — и не ошибся. Последней в списке всё-таки оказалась группа «Снегурочка», в чем изрядная провидчивость организаторов сказалась в полной мере, так как к одиннадцатому часу резко похолодало, и мелкий дождь сменился весёлым снежком и ветром.

На КПП, в ожидании очереди на посадку, Эдуард Ефимович в тыловой части ограждения с интересом обнаружил занятный плакат, изображающий Михаила Борисовича Ходорковского в арестантской робе, с подписью: «Задача организаций демократический оппозиции в местах лишения свободы — демократизация и либерализация правоохранительной системы», и изречения сторонников МБХ в духе: «Вся страна должна пойти по пути, предначертанного нам Михаилом Борисовичем Ходорковским», — подписанные короткой подписью И. Ясин … (далее неразборчиво).

Пока Эдуард раздумывал над месседжем, который следовал из этого демократического диптиха, автобусы резво вывезли участников Первого Открытого Демократического Митинга Оппозиции через Ленинский проспект, так быстро, что даже снег, налипший на бороду уважаемого метра журналистики, и растаять толком не успел, что помешало ему крепко выразиться по латыни, и хотя губы его ещё немного шевелились, отражая желание поговорить, но поговорить не удалось, так как по домам участников не повезли, ограничившись разгрузочной площадкой прямо у выхода метро, где, пройдя через строй космонавтов в шлемах, можно было спуститься в тёплую подземку, и там уже оттаять.

…Через день, залечив разыгравшийся было ревматизм, Эдуард Ефимович Касьянов посетил красивый ухоженный старый дом по адресу Москва, Переяславский пер, д. 4, откуда его направили уже по другому адресу, а оттуда ещё дальше, назад, в свой район, — в общем, хлопот было много. Однако хлопоты его вскоре были вполне вознаграждены: открыв в очередной раз дверь, гудящую под властным стуком милицейского сапога, возмущенного уже тем, что оппозиционер не построился, как теперь было принято во дворе, за 30 минут до прибытия колонны с сопровождением на Открытый Демократический Митинг Оппозиции, а заставил Представителя Власти подниматься на адрес, что вообще-то по новым правилам можно было расценить и как противодействие Представителю Власти со всеми вытекающими, вплоть до уголовного преследования за экстремизм, и полицейский уже было издал неясный начальный звук «Эмммммм... Нах... И что...», часто предшествующий у полицейских блоку связанной речи или применению спецсредств, по обстановке, но Эдуард Ефимович Касьянов удачно опередил его и протянул полицейскому заветную корочку, корочку действительного члена Действующей Партии Власти.

Полицейский взял корочку в руки, сделал подобающее случаю серьёзное лицо (примерно такое же, какое делает полиционер, обнаружив у типичного гастарбайтера паспорт гражданина России с действующей московской пропиской) и, зачем-то отдав честь, отдал документ нашему пожилому оппозиционеру. Затем полицейский, не тратя много слов, фалангами пальцев приказал бывшему оппозиционеру повернуться спиной, и, облокотив планшет на спину старика тройной жирной чертой вычеркнул его фамилию из списка доставляемых лиц.

Пожилой оппозиционер дошел до дивана, прилёг на минутку, и впервые за долгое время безмятежно уснул.

Во сне ему снилась Площадь Свободы.


Примечание:
(1) Полиморсос — Политико-Моральное Состояние Личного Состава.

***

Впервые опубликовано на ресурсе «Русской обозреватель»
2 ноября 2010 года.

http://www.rus-obr.ru/ru-club/8393

 

***

Главная страница сайта

Борисов Борис Авенирович
Полное собрание статей

***

Все тексты Б.А. Борисова по дате публикации


Все тексты Борисова Б.А. по различным СМИ


Все тексты Бориса Борисова по темам

* * *