Борис А. Борисов
(Фрагменты)
... Поразмыслив и взвесив градоначальник Собакин понял, а в некотором смысле даже и осознал в чём причина которая к преступлениями приводит и благочинности в городе нарушает. Это руки. "Все преступления совершаются руками - рассудил он логически, - Поэтому если руки завязать, то и преступлений не будут, и благостность кругом произойдет".
На следующее утро глашатаи велели всем горожанам выходить из дому только и с завязанными сзади узлом руками, и никак иначе, а кто ослушается - тому четыре тысячи ударов хлыстом в ближайшем садово-парковом ансамбле.
Из этого вскоре вышло некоторое недоразумение. Поскольку граждане из Указа не сразу поняли – что следует завязывать, сами руки или все таки вервь поверх запястий, как некоторые смелые вольнодумцы предполагали, отчего произошло множество презабавных случаев, впрочем лекарь Чистогонов всем оказал достаточную помощь, то есть помазал мазью вывихнутое и велел больше не шалить.
Понемногу весть о затруднениях горожан дошла до благочестивого начальства нашего, и потянув спичку, выбрали она чиновника лицом столь хилого что и бить его было бы даже жалко, а уж ругать и вовсе невозможно, чтобы он пошел к Градоначальнику с докладом и о случившемся затруднении по всей форме доложил.
А Градоначальник, следует сказать тут, весьма не любил когда складывались затруднения, поскольку логично предполагал что любое затруднение есть Недоработка и Упущение, а поскольку предположить что он, Градоначальник, допустил Недоработку или Упущение было совершено невозможно то из этого так же логично следовало что Недоработку или Упущение совершили или те кто доложил о затруднении, (что было бы даже лучше, так как сразу есть кого наказать), или лица неизвестные, что было бы хуже всего так как пришлось бы их разыскивать.
Градоначальник выслушал чиновника лицом жалкого, осведомился о его должности и звании, и с огорчение понял что звание его таково что понижать его уже и некуда, даже если очень бы хотелось власть употребить и непреклонность показать, но виду не подал. Наказывать в этом случае было бы неверной государственной политикой, а уж что-то - а правильную государственную политику Градоначальник чувствовал ещё с пеленок, когда на любые требования матери и Отца родного отвечал единообразно: «Угу! Угу!», ни словом ни делом ни помышлением не давая заподозрить себя в какой-либо нелояльности или измене.
Не ожидая пока измученные узлами горожане придут к нему с делегацией что Собакин не любил пуще всего, хотя изображал обратное, мэр (употребим тут это заграничное слово) велел принять меры достаточные и адекватные обстановке, и на этом указания прервал.
Услышав Приказ принять меры достаточные и адекватные обстановке чиновники немедля пошли писать бумаги, а также составлять отчёты о мерах адекватных и достаточных, и этим бы все и ограничилось, поскольку очень увлеклись они этим делом, дело то знакомое, не первый год бумаги пишем, если бы не санитарный врач Чистогонов который прислал бумагу что если немедленно не будет разъяснений то половине города придётся выписать больничные по случаю вывихов и у некоторых и сотрясений мозгового вещества, а у него на больничные лимит и нехватка санитаров.
Идти в Градоначальнику второй раз смельчаков не нашлось, поскольку чиновник лицом жалкий идти наотрез отказался и сказал что и в первый раз такого страху натерпелся что теперь лучше повеситься чем с докладом пойдет, и волей-неволей пришлось сочинять бумагу по существу.
Поразмыслив все было согласились что завязывать руки сзади узлом применяя верви было бы мерой правильной, и лишь отдельные самые прозорливые замечали что не дай Бог дело дойдет до Государя-императора, что не скоро но и такое бывало на их памяти, а поскольку Государь отличался нравом неожиданным то ещё неизвестно как оно обернётся, а если они про узел напишут то они и виноваты будут.
Опасность была явной и очевидной, но как избежать её никто не знал. В итоге, сломав с десяток паркеров написали бумагу , но так что из неё не совсем было понятно – велят ли они гражданам руки завязывать в порядке обязательном или в необязательном, или же вовсе просто рекомендуют, а уж граждане сами поутру решат – завязывать или нет, и назвали все это самозавязыванием, так и не пояснив горожанам что это такое, но норму о четырех тысячах ударов хлыстом в ближайшем садово-парковом ансамбле оставили, не написав впрочем в точности за что, чтобы граждане сами догадались о намерениях Законодателя, а если неправильно догадаются то они и виноваты.
Порешив таким образом чиновники разошлись по присутственным местам и дали гражданам надлежащие разъяснения, от которых горожанам стало совсем уже невыносимо, даже тем кто сумел уже сам руки себе узлом завязать, поскольку выражаться лица начальствующие старались непонятно и каждый по своему выразился, вроде как можно, но вроде как и нельзя, и только пресс-секретарь градоначальника Собакина который ничего не боялся так как был татарин просто сказал что всех кто не завяжет городовые будут ловить и бить, а потом клеймить всех куар-кодом - и в Сибирь.
После таких слов в городе всегда наступала тишина и благостность, так любимая градоначальником, а настоятель местной церкви даже объехал город с чудотворной иконой дважды, так все опустело, как вдруг выяснились новые затруднения.
Преступления действительно пресеклись, но огорчение состояло в том что не все возрадовались этому искренно и должным уставным образом. Число карбонариев нежданно-негаданно пополнили купцы первой гильдии, которые вскоре обратили внимание что работники их с завязанными руками должного дохода не создают, а больше сидят дома и руки там себе вяжут, а вместо работы рассказывают им истории про самозавязывание. Что же касается купцов поменьше, так они и вовсе бузить стала что разорены, и, не стесняясь стали Градоначальника называть гондоном и некоторыми другими нехорошими и злыми словами. Измена проникла и ниже: уже и сами работники просидев неделю с завязанными руками и без жалованья стали роптать, что пора бы и получку, а то уж совсем дальше некуда.
Слухи эти вскоре дошли до Градоначальника Собакина и немало его огорчали, на что вышло послабление: салонам красоты городским, публичным домам и ещё некоторым разрешили рук сзади не вязать, так как у них со связанными руками ну вообще чёрт его знает что получалось, ну а остальным вдвойне по строгости было велено все соблюдать, и снова про куар-коды и Сибирь напомнили.
Часть вторая
Тем временем в народе пошел слух, что государь, прослышав про дела в городе нашем, граданачальником премного ухорошенном прислал письмо где всех горожан благодарил за стойкость и выдержку, пообещал всем сиротам по целковому, а пуще того сказал что связывание рук узлом есть дело добровольное, но он рассчитывает на сознательность, а обстановка сложная.
Понимали это все по разному: одни что дело добровольное, а другие - что обстановка.
Вольнодумцы было обрадовались и стали вольнодумствовать дальше, как оно было бы прекрасно при самом-самом добровольном связывании, чтобы строго добровольно и по закону, и чтобы конечно в садово-парковых ансамблях больше не секли, но вскоре их собрал пресс-секретарь градоначальника Шакалов, и пояснил, что если государь вольнодумствует то ему так и положено, а если вольнодумствовать будут они – то куар-код каленым железом на лоб и в Сибирь.
Вольнодумцы все поняли в вместо своего вольнодумства прежнего тут же написали в адрес Градоначальника хвалебную Оду пространную, о шести листах, которую и передали пользуясь случаем через татарина, а они и ранее много раз начинали было Оду писать да градоначальник не принимал, и все оказии не было, а так они всегда и вечно в непреходящим восторге от деяний нашего Градоначальника премного их город ухорошевшего, как они через татарина на словах передали, чтобы уж точно их правильно поняли и никакой неприятности потом не случилось.
Татарин прочитал оду, залыбился, сказал: «Ну вот так бы давно», дописал туда несколько строк от себя, посулил что если они и дальше вместо вольнодумств прежних будут только оды писать то им и партию свою дозволят организовать, что ранее было делом неслыханным, а то и выделят грант от Департамента печати, а может быть даже и субсидию добрую, и газету свою, но главное сейчас поддержать связывание, поскольку обстановка.
Градоначальник тем временем, прочитав письмо Государя слегка опечалился, пообещал сиротам второй целковый ещё и от себя, и ещё один после, но только тем кто послушание проявит, в затем удалился от дел и предался думам, предоставив город городовым, а у тех хорошо получалось и без начальства, что даже из их названия должно быть совершенно ясно. Думы долгие привели Градоначальника на разноуровневую развязку с направленными съездами ставшую важной частью его новых ухорошений, но опустевшую ныне по случаю добровольного связывания, где он долго и молча молился поставленному там в самом центре гранитному и жуткому на вид куар-коду содержания которого в городе никто не знал, отчего всем было ещё страшнее.
Отсутствие градоначальника тем временем не осталось незамеченным: первым око прищурили купцы первой гильдии, и, принеся дары знатные намекнули помощникам что торговля убытки несёт и надо бы меры принять, а меры были известно какие издревле известные: как только торговля в городе вставала кто-нибудь из чиновников, потянув предварительно спичку, кому идти, выходил к народу, собирал всех погуще да поплотней, и говорил им голосом твердым, но доверительным: «Обстановка стабильная, для беспокойства нет никаких оснований, припасов в городе пока достаточно» - после чего город охватывал ужас и с полок сметали всё что было не продано за последний отчетный квартал.
«Не откажи в милости», - рухнули в ноги Помощнику купцы первой гильдии, «Ебита упала так что и жить дальше мочи нет, не разори, заступник наш, озолотим!» - и показали отчёты согласно Международным Стандартам Финансовой Отчётности, согласно которой с Ебитой у них действительно стало не очень, а также намекнули что они входят перечень системообразующий предприятий и немало за то занесли, зато теперь высочайший Указ насчёт их есть. Чиновник кивнул, памятуя Указ, дал понять что вопрос проработан зело порядочно, а далее слушать купцов не стал, погнав прочь поднимать упавшую Ебиту.
Оно бы конечно и при присутствующем мэре все это таким же формперштерном можно было учинить, но уважение к Градоначальнику ухорошевшему наш город у горожан было столь велико что размер даров достойных его свершений не всегда могли осилить и купцы даже самой первой гильдии, не говоря уже об остальной шелупони, из-за чего среди шелупони Градоначальник приобрёл себе репутацию редкого в наше время бессеребренника и молитвенника за землю Русскую и богоспасаемый Град наш.. Поэтому, зная за горожанами такую особенность потребительского поведения купцы этим облегчением иной раз пользовались, редко но метко поднимая эту ейную Ебиту, но лишь когда градоначальник удалялся думу думать, а потом с легкостью можно было доложить что горожане собрались на площадь волноваться за Градоначальника и назад его призывать, да кричали там безрассудно: «Как же мы тут без него, сироты несчастные, брошенные?!» и «Если не он то кто?! Кто нас теперь пригреет и огреет, скажите, твари бессердечные?!» так что почти уже и до бунта дело дошло, вот и пришлось им выйти смело и самой жизни своей не храня к широким народным массам и их решительно успокоить и приободрить.
О месте где молился градоначальник Собакин стоит поведать отдельно. Согласно последнему поветрию занесённому нам вместе с последней заразой приехавшей с повидлом из стран захидных, архитекторы пересекли в этом месте не две, как ранее во времена старые и беспонтовые было принято, а сразу восемь дорог, вместо старых добрых ромашек нагородив поверх мостовых такой букет на торте что даже самые искушенные в развязках возчие с первого раза проехать этот взрыв прогрессивных идей не решались, а вначале долго крякали. Затем собравшись духом, перекрестившись трижды а то и совершив намаз возничие с гиканьем устремлялись веред и ввысь, но и то сказать, одолевали это восьмое чудо света не все и не сразу, а кое кто вообще и не смог даже при помощи Вындекса.
Место это вскорости стало впечатляющим ещё более как, поелику было дополнено знатной и прелюбопытнейшей навигацией от портняжки Лемы Тебедева. Навигация эта была не по нашему прогрессивна и состояла из нашитых над развязками пуговиц. Ориентируясь по их количеству размеру и колору, а также направлению ниток (на юг или на север,а некоторые на восток) вознице было легко выбрать насущный путь, особенно если перед этим наизусть как Отче наш выучить все три дюжины существующих там съездов, посмотреть в навигаторском справочнике легенду карты и заранее знать куда все эти причудливо изогнутые съезды идут, что удавалось пока не всем. И уж совсем никто не мог уразуметь, особливо умишком своим хилым и слабым. что означают квадратики с вышитыми на них стрелочками, на что даже те кто по должности разуметь все нововоедения был должен изрядно и препорядочно лишь загадочно крякали. Народное бессознательное конечно и тут нашло ответ верный: это на случай войны и часть Мобилизационного плана, на чем все успокоились и вопросов больше не задавали. Не удивительно что около этой развязки люди убогие и сирые тут же организовали лоцманские пункты и не без прибытка проводили корабли через волны этого рукотворного шторма, что и бывалым горожанам было полезно, а уж приезжим без них и совсем никак, и даже навострились с завязанными сзади руками брать мзду и ловко отсчитывать сдачу.
Поэтому, читатель умом достойный теперь совершенно не удивится что именно над этим триумфом градостроительных размышлений воздвигнут был главный городской монумент – циклопических размеров бордюрный камень черного гранита с нанесенным на него загадочным куар-кодом который пока никуда не вёл и ничем не читался, но явно свидетельствовал о новых прогрессивных замыслах Градоначальника, отчего горожан охватывал неподдельный ужас и трепет. Камень этот стоял под каким-то страшным углом наклона нависая над мостовой и держался грунта лишь одним углом, даже не углом а какой–то ничтожной пядью, так что даже и человеку бывалому проезжать под ним было боязно, но так и было задумано.
Наведя на горожан достаточно ужаса который посещал их каждый раз когда начальник задумывал какие-то обновления и новые ухорошения городской среды, приободренный Градоначальник Собакин тем временем шел шагом размеренным по пустынному прошпекту к зданию городской Думы, попутно решая насущные и назревшие градостроительные и экологические проблемы. Так, исправляя деяния градоначальника прежнего, который улицы для проезда экипажей расширил а тротуары срыл почти до самого основания, чем пешеходам немало трений и терзаний доставил, градоначальник Собакин совершенно наоборот, мостовые смело заузил, а тротуары напротив расширил, чем преобразил городское пространство и открыл в улицах архитектурную першпективу, коим свершением теперь немало гордился.
Однако же обнаружилось затруднение неожиданное и новое: в связи с самосвязыванием с прошпектов совершенно исчезли пешеходы, для блага и ради удовольствия которых всё и было задумано, и даже кофейни и барбершопы стояли пусты и глазами печальны, и хотя архитектурные першпективы теперь ещё более ясно открылись выглядело это странно грустно и нелепо, и мэр давно бы велел все тротуары заново срыть и и проезды для экипажей снова расширить, если бы и экипажей на опустевших мостовых не было тоже.
Сложившееся печальное положение, подумал наш одинокой пешеход, можно исправить посадкой поверх плитки и бордюров заморских деревьев в бочках и разнообразием малых архитектурных форм, которые бы даже и пешеходов потом с успехом могли заменить, не говоря уже про повозки, о чем градоначальник дал себе твёрдое слово обстоятельно назавтра подумать, но слово своё не сдержал, и вот почему…
Наутро …
(продолжение следует)
Борис А. Борисов
Полное собрание сочинений
Борис А. Борисов
Книга
ORBI UNIVERSO
"Править всем миром"
(Художественная литература)
Читать книгу
* * *
Борис А. Борисов
Книга
Трое
в лодке, не считая водки
(Приключения, юмор)
*